Это обращение предназначено тем, кто разделяет антифашистские убеждения, но осуждает насилие.
Мы не думаем, что сможем поменять принципы людей, сознательно отказывающихся от насилия. Более того, мы уважаем их позицию, но хотели бы ответного уважения и понимания нашей. Не стоит упрощать ситуацию и говорить о полной неэффективности насилия в противовес правовым методам ведения борьбы, не стоит недооценивать умственные способности уличных активистов и дословно понимать фразы про «насилие как перевоспитание» – это лишь саркастические метафоры. Люди, рискующие собственной жизнью, вынуждены пристально задумываться о собственной деятельности и постоянно соотносить теоретические конструкты с реальной ситуацией.
Несмотря на малочисленность уличного антифашистского движения и внешнюю незаметность результатов его деятельности для стороннего наблюдателя, мы утверждаем, что ситуация на улицах Москвы, Петербурга и других российских мегаполисов изменилась коренным образом. За эти изменения многие наши товарищи поплатились своими жизнями. Отрицая эффективность прямого действия, вы обесцениваете их смерти.
Отсев случайных людей.
До появления уличного антифашизма, фашистское движение привлекало множество случайных людей, которые с помощью него пытались решать свои личные, не политические проблемы. С одной стороны, это были неуверенные в себе подростки, с другой – люди с нарушениями развития личности.
Присоединяясь к фашистским группам, подростки самоутверждались перед сверстниками и находили защиту от мелких криминальных элементов – гопников. У них создавалось ощущение силы, стоящей за спиной, готовой придти на помощь при возникновении угрозы конфликта. К тому же, само участие в фашистских акциях и вступление в националистические группировки не грозило никакими серьёзными последствиями.
Девиантных личностей притягивала возможность беспорядочного насилия и культ власти, активно насаждаемый в фашистских группировках. Нападая многочисленными группами на представителей национальных меньшинств и субкультур, которые крайне редко давали отпор, эти люди чувствовали собственное превосходство и безнаказанность.
Активный уличный антифашизм, который стал реальной угрозой для ультраправых, позволил отсеять менее идейную часть фашистов. Угроза физической расправы, для многих свела на нет позитивные стороны участия в нацистских группировках.
Сотрудники милиции, не заинтересованные в банальном ведении, так называемой, профилактической работы и не обладающие актуальным знанием особенностей фашистского движения, не могли повлиять на эти процессы.
Контроль улиц.
В начале двухтысячных фашисты контролировали многие места молодёжных «тусовок» на улицах Москвы, Петербурга и других крупных городов. Так, например в Москве, плохой славой пользовалась территория вокруг станции метро “Чистые пруды”. В любое время дня и ночи, кроме готов, панков и других субкультурщиков, там можно было встретить представителей фашистских организаций. Подобные места дислокации позволяли нацистам агитировать новых сторонников среди групп “неформальной” молодёжи. Наци, ввиду агрессивности и сплочённости, становились единственной реальной силой внутри этих локальных сообществ. В подобных местах складывалась собственная иерархия власти, в которой фашисты играли существенную роль монополистов «насилия». Хорошие отношения с фашистами позволяли представителям субкультур чувствовать себя в относительной безопасности, что создавало благоприятную обстановку для распространения националистических идей среди субкультурщиков: «я знаю многих фашистов, они – нормальные люди». Другой важной ролью подобных фашистских точек сбора являлась функция «места встречи» между старыми представителями движения и заинтересованными неофитами. Антифашистское прямое действие сделало невозможным существование подобных «уличных представительств» националистического движения. Внезапные нападения на подобные места регулярных встреч заставили фашистов уйти в подполье, а поражения в драках привели к разрушению иерархических структур власти, сформировавшихся в этих локальных сообществах. Фашисты больше не выглядели непобедимыми для сторонних «тусовщиков», что позволяло недовольным фашистской идеологией, ставить под сомнение их авторитет.
Необходимо отметить, что никакими другими законными методами эту проблему решить было невозможно. При условии соблюдения законности, милиция просто не имела прав для устранения подобных сборищ . Тем более, учитывая профессиональную подготовку рядового сотрудника милиции, сложно было бы ожидать от них знания особенностей внешнего вида фашистов, и под прессинг попадали бы другие представители субкультур, что скорее сближало бы их с фашистами, нежели отделяло от них.
Срывы концертов
Музыка является одним из наиболее важных средств распространения идей среди молодёжи. Развитие ультраправой сцены и активная деятельность таких групп как «Коловрат» сыграли огромную роль в расширении фашистского движения, помогали ему найти пути выхода на новые группы населения успешнее, нежели традиционные виды агитации вроде газет и листовок. Концерты фашистских групп помогали налаживать социальные связи внутри националистической среды и привлекать новых членов в существующие организации.
Нападения на концерты, осуществлявшиеся антифашистами, создавали реальную угрозу открытости ультраправой музыкальной сцены. Массовые драки на фашистских концертах осложняли организацию открытых мероприятий в коммерческих музыкальных клубах. Вызванное ими пристальное внимание милиции и угроза погромов нивелировали финансовые выгоды от проведения подобных мероприятий, и владельцы клубов были вынуждены отказывать организаторам фашистских концертов. Уход правой сцены в подполье создавал препятствие для привлечения новых членов. Начиналась своеобразная гонка, в которой нацисты должны были рекламировать собственные мероприятия во всё более закрытых источниках, ведь более открытые могли увидеть антифашисты. Таким образом, устранялась крайне эффективная площадка для агитации ультра правых взглядов.
Легальные срывы концертов с помощью милиции не являлись эффективным ввиду целой суммы причин: милиция вяло реагировала на подобные заявления гражданских лиц и своеобразно трактовала наличие фашистской агитации в текстах песен; небольшие клубные концерты не являлись для милиции «интересными», тем более, в случае угроза срыва концерта организаторы просто могли перенести концерт в другой клуб; существовали неоднократные прецеденты, когда фамилии и адреса антифашистских активистов «необъяснимым» образом уплывали из архивов милиции к ультраправым, что носило однозначную угрозу для жизни и здоровья антифашистов.
Маргинализация субкультуры.
Одним из знаковых периодов в отечественном ультраправом движении являлась популяризация субкультуры скинхедов, которая помогла наладить мост между старыми «чернорубашечниками» формации РНЕ и молодёжными субкультурами. Множество молодых людей, которых привлекал мужественный характер субкультуры скинхедов, становились фашистами в результате синонимичности этих понятий. Таким образом, в распоряжении фашистов оказалась целостная, сформированная эстетика, что было особенно парадоксально ввиду её антирасистских истоков.
В начале двухтысячных на улицах российских городов можно было встретить людей в характерной одежде с нацистскими нашивками. Своей многочисленностью и заметностью они переводили фашизм в разряд обыденных, не вызывающих удивления явлений, усиливали чувство страха и общей незащищённости среди представителей национальных меньшинств и субкультур. Люди, способные считывать эти культурные коды, чувствовали себя в перманентной опасности.
Появление антифашистов, использующих насилие, их активные действия по противоборству нацистам позволило, в буквальном смысле, убрать с улиц городов «классических» наци-скинхедов. Фашисты на своей шкуре почувствовали, что значит быть униженными за свой внешний вид, и постарались стать менее заметными, с их одежды исчезла открытая демонстрация нацистской символики. В то же время, появление в России скинхедов-антифашистов и распространение информации об аполитичных скинхедах способствовало оттоку из фашистской среды людей, привлечённых лишь эстетикой данной субкультуры. Фашизм начал превращаться в нечто из ряда вон выходящее и, потому, маргинальное, а множество людей расстались со свои предрассудками по поводу синонимичности фашизма и субкультуры скинхедов: отпала необходимость быть фашистом, чтобы выглядеть мужественно.
Незаметность фашистов можно интерпретировать и в негативном ключе. Их стало сложнее ловить, их стало сложнее вычислить правоохранительным органам и потенциальным жертвам. Но, в то же время, многие люди, чувствовавшие себя в перманентной опасности, перестали жить в постоянном страхе и стали внутренне свободней.
По сравнению с влиянием антифашистов правоприменительная практика по отношению к нацистам за демонстрацию фашистской символики была фактически безуспешна и не сыграла решающую роль в деле маргинализации ультраправого движения.
Это лишь основные результаты, которых добились антифашисты, использующие насилие. Мы не испытываем иллюзий, что люди, убежденные в непротивлении злу насилием, поймут наши взгляды после прочтения одного текста. Мы хотели бы облегчить процесс взаимопонимания между приверженцами разных антифашистских стратегий и устранить заблуждение о наивности прямого действия. Мы прекрасно осознаём, что одним лишь насилием не исправить всю комплексную ситуацию, в которой оказалось современное российское общество. Но чтобы добиться реальных успехов в деле противоборства фашизму, необходимо использовать разные стратегии и тактики. Этическая основа уличного антифашизма – насилие лишь по отношению к тем, кто позиционирует себя в качестве боевиков и, следовательно, должен понимать риски подобного выбора. Мы понимаем всю опасность и ответственность насильственного пути, и хотим обратить ваше внимание, на то, что внутри нашего сообщества существует явное табу на такую экстремальную меру насилия, как преднамеренное убийство или причинение увечий, несовместимых с полноценной жизнью. Мы верим, что многие люди меняются, а убийство отнимает у человека само право переосмыслить собственную позицию и изменить взгляды.
